25 Авг Охота пуще неволи или мои каникулы в Аргентине
Впервые я оказалась в Аргентине в феврале 2013 года в составе большой группы альпинистов-ветеранов; и с первого дня ощутила расположение к стране. В ней было приятно ходить, общаться, питаться и просто находиться. Именно в Аргентине моя душа запела; видимо, аргентинская энергетика совпадала с моей. После увиденных красот мне казалось, что я побывала в другом измерении и хотелось возвращаться сюда ещё и ещё раз. К августу 2014 я побывала в Аргентине уже четырежды. А путешествие, о котором сейчас пойдет речь, стало продолжением июльских приключений в Южной Америке.
Забавно, когда поездки происходят спонтанно; одна цепочка событий приводит к другой. Не будь предыдущего звена, не было бы и последующего. Эта очередная южноамериканская авантюра в «зимнее» лето зародилась в один из последних дней июля.
18 июля я отметила в тридцать первый раз день своего рождения в двух городах одновременно (с утра в Рио, а вечером в Буэнос-Айресе), и настолько сильно не хотела расставаться с Аргентиной, что нашла возможность задержаться в стране без денежных потерь. Война в Украине и сбитый 17 июля 2014 года боинг потрясли весь мир; в авиакомпанию Air France сообщила, что опасаюсь возвращаться в Украину при такой ситуации. Выяснилось, что в таких случаях авиаперевозчики публикуют на своих официальных страницах различные варианты для своих пассажиров, и мне было предложено несколько опций на выбор: возврат стоимости билета или бесплатная смена даты перелета. Я выбрала второе и продлила свой визит еще на неделю.
Мне давно хотелось побывать на горнолыжном курорте в Сан-Карлос-де-Барилоче, о красоте которого слышала не раз, и я, не задумываясь, купила билет буквально на несколько дней. На фейсбуке увидела публикацию известной горнолыжной семьи Симари Биркнер о том, как они тренируются в Барилоче. С ними я познакомилась четыре года назад на соревнованиях в Турции, и с тех пор мы дружили на ФБ. То, что эта семья из Аргентины, я знала, но то, что они живут в Барилоче, стало приятной неожиданностью для меня; тут же написала сообщение в личку Анжелике, младшей дочери семейства, и мы договорились встретиться. Пересеклись мы уже перед моим отлетом; Анжелика и ее отец Марио подвезли меня в аэропорт и по дороге сделали предложение, от которого я не смогла отказаться: помочь их семье в тренировочном процессе, который пройдет через пару недель в Ушуайе. С этого началась моя следующая поездка…
Надежды юношей питают
Так быстро в Южную Америку я еще не возвращалась; показалось, будто в Украину слетала в двухнедельную командировку, а потом вернулась домой в Аргентину. Направляясь в Сан-Карлос-де-Барилоче, я слабо представляла, в чем будет заключаться помощь. Во время кратковременной встречи с Анджи и её папой Марио, они предложили остановиться у них в доме в обмен на помощь в тренировочном процессе в Ушуайе. Больше никаких условий мы не обговаривали. Позже сообщили, что сделают пропуск на горнолыжные подъемники в Барилоче и Ушуайе и что обеспечат проживанием, но необходимо будет поучаствовать в расходах на покупку продуктов.
В чем будет заключаться помощь я, конечно, представляла; почти десять лет я ездила с братом и была для него и шофером, и кухаркой, и помощником на тренировках и соревнованиях.
И в данном предложении меня устраивало всё: снова оказаться в знакомой до боли горнолыжной среде меня привлекало больше всего, три недели провести в Ушуайе – живописнейшем уголке планеты, не тратясь на проживание и горнолыжный пропуск – в этом был мой меркантильный интерес. Я летела навстречу новому опыту. В то же время с некоторой тревогой от неизвестности.
В Барилоче я провела десять дней и ни разу не стояла на лыжах; август выдался настолько теплым, что тренировочный процесс был сорван капитально, и все с нетерпением ждали поездку в Ушуайю, которую запланировали на конец августа.
Но красоту Сан-Карлос-де-Барилоче — города сосновых лесов и цветущих лугов, горных озер и чистого воздуха, горнолыжных трасс и комфортабельных отелей, я увидела. Все здесь наполнено немецко-австрийской педантичностью, порядком, чистотой: альпийские пейзажи, аккуратные газончики и улочки, нарядные ухоженные домики. Одним словом, южноамериканская Швейцария. А все потому, что Барилоче был основан немецкими поселенцами в конце XIX века.
Находясь в доме Симари Биркнер, я особо ничем не занималась. Вместо катания на лыжах мы съездили на ралли Аргентины; столбы пыли, рев двигателей, знакомство с лучшими раллистами Аргентины и ужин с известным в прошлом теннисистом Давидом Налбандяном – все это оставило яркие впечатления. Разнообразием стало и получение чилийской визы для двухсоткилометрового транзита по Чили на пути в Ушуайю. Перед отъездом на Огненную Землю появилось чувство, что что-то не так, некий дискомфорт. «Может быть, причина в том, что не исполняю ту роль, ради которой приехала? А только бездельничаю, хоть и не по своей вине. Может от меня ждут участия в покупке продуктов и в приготовлении пищи?» – пыталась проанализировать ситуацию я. Тут же сходила в магазин и нажарила блинов. Это немного разрядило ситуацию и дало мне надежду, что в Ушуайе всё наладится, как только стану приносить пользу.
Ничто так не постоянно, как временные трудности
Наступил день отъезда из Барилоче. Впереди была длинная дорога в две тысячи триста километров до края Земли (исп. «Fin del Mundo»). Маршрут пролегал по интернациональным магистральным дорогам 40 и 3. Нас было пятеро: родители — Марио и Терезита, двое киндеров – Феликс, сын Кристиана, Гваделупе, дочь средней из сестер, Макарены, и я (не считая Будду, любимую собачку Симари). Девчонки Анжелика, Белен и Мака, летели самолетом за накопленные в аргентинской авиакомпании мили.
Наш путь пролегал через всю Патагонию, и я старалась насладиться каждым мгновением. Мы проезжали лагуны с красными фламинго, атлантическое побережье, патагонские просторы со стадами гуанако, страусов, ланей.
Изначально планировалась одна ночь в дороге до конечного пункта назначения. Но на границе Аргентины и Чили выяснилось, что на Феликса нет необходимых документов от родителей для пересечения границы, и некоторое время Симари пытались уладить эту проблему.
Ожидание затягивалось, и я вышла из машины побродить. У входа в здание таможни увидела европейского вида парня, с бутербродом в одной руке и с велосипедом в другой. Велосипед меня настолько впечатлил, что я подошла пообщаться:
– Ты путешествуешь на велосипеде?
– Да, – ответил он.
– Ого, – удивилась я. – А ты откуда?
– Из Ирландии. А ты?
– Из Украины. А как тебя зовут?
– Кевин.
– А меня Катерина. Приятно познакомиться, – ответила я и тут же задала массу вопросов о его путешествии: «Откуда? Куда? Зачем? Как долго?»
– Из Аляски в Ушуайю, путешествую уже третий год.
– Так ты, наверное, знаменитый? – спросила я.
Он засмеялся и ответил, что вряд ли.
Вещей на велосипеде почти не было, но к раме была прикреплена гитара уменьшенного размера, и я перевела тему на странный инструмент.
– Да, путешествую с гитарой, хотя это не гитара. Создаю музыку. Можешь послушать мою музыку на странице в фейсбуке, – и протянул визитку.
– С удовольствием.
Наш разговор прервался таможенником, который подошел для досмотра скудного багажа велосипедиста-дальнобойщика. Кевин не знал, что в Чили запрещен ввоз любых фруктов и многих других продуктов. Его маленькая сумочка после пересечения границы недосчиталась нескольких килограмм сухофруктов для дневного пайка. Мы попрощались, и я вернулась к «своим».
Встреча с Кевином меня очень впечатлила. Позже из интернета узнала, что он ездил с благотворительной акцией. Его целью был сбор пяти тысяч фунтов стерлингов для ирландских бездомных. Окончание трехлетнего путешествия он приурочил к Рождеству 25 декабря 2014 года, собрав необходимую сумму.
А в это время аргентинская сторона окончательно отказалась выпускать Феликса. В срочном порядке пришлось искать решение. Мы вернулись в ближайший город Rio Gallegos. Он находился в часе езды от границы. И, к нашей радости, мы узнали, что через сорок минут улетал самолет в Рио-Гранде. Это аргентинский город, находящийся на нашем пути после пересечения чилийского участка дороги. Мы оставили Терезиту и Феликса в аэропорту, а сами «погнали», чтобы успеть пересечь две границы до закрытия. А затем нам нужно было подобрать Терезиту и её внука в Рио-Гранде.
Но, как говорится, мы предполагаем, а Бог располагает. Во-первых, мы не успели пересечь границу Чили – Аргентина. Вернее, мы прошли чилийскую за минуту до закрытия, а вот вернуться в Аргентину не успели. До границы проехали десять километров по грунтовой дороге, а там пришлось ночевать в машине. За бортом было около нуля градусов. Чтобы не раскиснуть от первых трудностей, нашла для себя положительные моменты. И самым большим плюсом было количество человек в машине – трое. Можно было спать в полный рост, укрывшись пуховым одеялом. Но как бы ни было «комфортно», все равно это испытание. Особенно неуютно становится, когда в четыре утра собственное тепло уже не греет пуховое одеяло, а нужно терпеть еще пять часов. В тот момент я подумала, что Вселенная испытывает мою решимость и смелость помогать другой семье в их деле и что дальше будет легче.
Второй неожиданностью стало то, что самолет, на котором улетели Терезита и Феликс, вынужден был вернуться обратно из-за низкого тумана в Рио-Гранде. Теперь им оставалось ждать утренний рейс, а нам открытия границы. Всё складывалось хоть и не катастрофично, но все-таки приятного мало.
Мне казалось, что трудности преодолеваю с достоинством. Грела мысль: по крайней мере, это бесплатное «удовольствие». Хотя, наверное, я ошибалась. Скорее, плата за все трудности была не в денежном эквиваленте.
Утром очередной сюрприз: рейс Терезиты аннулировали вообще, а новый рейс назначили на вечер. Официальная причина отмены – туман в Рио-Гранде. Однако, в это время мы подъезжали к месту встречи; в городе была солнечная погода с легкой дымкой. Учитывая новые обстоятельства, решили ехать в Ушуайю, в то время как Терезита и Феликс должны были приехать на рейсовом автобусе.
Я наслаждалась каждым новым видом извилистой дороги по Огненной Земле. Хоть это было уже третьим посещением архипелага, но почему-то не верилось, что снова очутилась здесь, да ещё еду на машине через все красоты.
Когда мы добрались до места обитания, поняла, что привыкать придется и к его условиям. Для этого нужно было отдохнуть с дороги и свежим взглядом взглянуть на прелести нового дня. В доме необходимо было экономить воду, приспосабливаться к тоненькой струйке в душе, к отсутствию сигнала на телефоне и электричества после одиннадцати вечера и до утра. Хотя, если вспоминать треки по Непалу и Тибету, то это не было большими трудностями.
Отдохнуть после приезда было сложно. Ни Марио, ни Крис, который прилетел на неделю ранее, не знали, какой угол станет моим местом отдыха. Временно, до приезда девочек, я выбрала одну из комнат, которая оказалась комнатой Анджи и которую впоследствии она делила со мной. Хотя я видела, что Анджи предпочла бы приватность, но вариант проходной комнаты с матрасом на полу меня не устраивал совершенно.
Вечером состоялась полное объединение семьи. Сначала прилетели девчонки, а ближе к ночи приехали из Рио-Гранде Терезита и Феликс.
Завтра тренировка!
Аки кур во щи, или жертва гостеприимства
Утром мы приехали на тренировку к горе Cerro Castor. Пропуски на подъемник дали только девчонкам. Они обкатывали новые лыжи, а мы с Марио бездельничали. Но в отличие от Марио я бездельничала под большим впечатлением от проходящих мимо звезд мирового горнолыжного спорта: итальянца Максимилиано Блардоне, чемпионов мира французов Гранжа и Лизеру и еще многих других, которых знала по фамилиям и с экрана телевизора, но уж никак не в лицо и по имени. Накануне даже приснился сон: иду я по ресторану и прохожу мимо стоящей вокруг стола французской команды Кубка мира. Смотрю на них, они на меня, и мы улыбаемся друг другу. Вряд ли этот сон что-либо значит. Тем не менее, первую команду, которую увидела и, с которой семья Симари Биркнер начала обниматься и здороваться, была французская слаломная команда Кубка мира.
Вечером выяснилось, что бесплатного сезонного пропуска мне и нашим «киндерам» не дают, и необходимо покупать самим. Правда, сделали 50-процентную скидку от стоимости сезонного пропуска для детей работников. Честно говоря, эта новость была настоящим сюрпризом со знаком минус. Но в голосе Марио читалась возможность покупки пропуска за их средства, и поэтому изначально я за него не платила.
На следующий день началась почти трехнедельная работа. Подъем в шесть, выход в семь тридцать, гора, древки, бур, ключ, лопата, хронометр, видео-, фотосъемка, ключ, древки, дом, обед, кровать, утренний подъем или, если повезет, то между ужином и кроватью появлялось звено «выезд в город», где получалось отвлечься от тяжелой физической работы.
Если честно, то когда мы впервые выехали на гору и мне вручили пачку древок килограммов в двадцать и рюкзак с пачкой чарликов на спину килограммов пятнадцать, я не то, чтобы вспотела, я реально подумала, что не доживу до конца дня. От тяжести начали болеть мышцы пресса. Я не могла поверить, что за такую «лошадиную» работу еще нужно платить собственные деньги, и к концу дня уже любила все, что было связано с юридическим видом деятельности. Даже подумала, что буду вести календарь и зачеркивать дни до отъезда. Такое случается со мной крайне редко.
Помню, как пришла «домой», легла в кровать, закрыла глаза… А дальше провалилась в какой-то кошмарный сон, в котором слышала крики семейства, умоляя в душе не кричать их так громко. Вернулась в реальный мир от собственного голоса; и тут понимаю, что крики настоящие, они просто «вклинились» в состояние моего дрема. Так что первый день был самым большим кошмаром даже во сне.
У меня есть особенность: я быстро привыкаю ко всем трудностям, которые не связаны с юридической работой, и уже в последующем наслаждалась даже пачкой древок, которую «доверяли» мне свозить с горы на плече. К слову сказать, древки – это пластмассовые полые палки длиной под два метра, толщиной четыре см и весом 500 граммов с жестким винтом для вкручивания в снег, а в связке их 20 – 25 штук. Итого десять килограмм на плече.
Обычно самым сложным было утро, когда требовалась помощь и оперативность в установке трассы. В мои обязанности входило подвозить древки для Марио. Вообще-то даже «обниматься» с ними в течении часа было потным делом, не говоря уже о том, чтобы свозить их на себе. Закрутив их в снег, чистила лопатой склон от земли, вроде ничего сложного, но если учесть, что на трассе ворот сорок, жарко становилось очень быстро. После постановки трассы наступало шаровое время. Гладить трассу боковым скольжением и свозить верхнюю одежду своим подопечным было самым приятным занятием. Снимать на видео тоже относилось к легкой работе, если, конечно, не забывала взять перчатки из рюкзака на случай ледяного ветра. После окончания тренировки снова становилось тяжко. Нужно было снять трассу, а, значит, упаковать и свезти тяжелые пачки древок вниз. Но здесь грело приближающееся завершение очередного дня испытаний.
Несмотря на физическую тяжесть выполняемой работы, ловила себя на мысли: лучше работать на любимой работе в качестве волонтера, чем за большие деньги в нелюбимой юридической сфере.
В чужой монастырь со своим уставом…
Честно говоря, долго не могла поверить, что каким-то ветром занесло меня на «кухню» горнолыжного бомонда, да еще угораздило попасть в их «щи» и три недели в нем «вариться». Потом, правда, эти «щи» испортились, или, скорее, я оказалась неподходящим ингредиентом. Но все равно успела нахлебаться или пропитаться каждой клеточкой своего тела обстановкой, в которую попала добровольно.
С каждым днем недовольство мною возрастало. Несмотря на то что прилетела за собственные деньги и по договоренности должна была оплачивать питание и другие мелкие расходы, в пространстве ощущалась настоящая напряженность. Легко улавливалось, что своим присутствием особенно раздражаю некоторых членов семейства.
Почти ежедневно я стала получать новые «рекомендации», как себя вести на горе и за её пределами. С одной стороны, меня учили, как работать в новой сфере деятельности, а с другой, мой устный контракт на общественных началах пополнялся все новыми и новыми пунктами правил поведения и запретами, которые не были оговорены до «приема на волонтерскую работу».
Первые замечания касались использования мобильного телефона. Ни один из двух моих мобильных не ловил сигнал в доме. Поэтому единственной возможностью связаться с родственниками в Украине или сотрудниками – это выезд в высокогорную зону, где был сигнал мобильной связи. Однако семейство Симари мне ставило в укор, что использую телефон без передышки.
Когда раздражение начало нарастать, ко мне подошла Терезита (мама большого семейства) и попросила больше не использовать телефон во время тренировочного процесса; это выглядит очень непрофессионально. Мне ничего не оставалось, как согласиться с замечанием и перестать пользоваться телефоном в их присутствии. С этого момента старалась подниматься на подъемнике без них, чтобы иметь возможность связаться с Киевом по работе или пожаловаться родным на очередную претензию ко мне.
Конечно, было более, чем неприятно, когда в доме, в машине, на горнолыжном подъемнике все девчонки-Симари доставали телефоны и начинали активно чатиться с друзьями, фотографироваться, выкладывать фотографии в интернет. Вот они-то и были на телефоне все двадцать четыре часа в сутки, и это – нормально. Однако все внимание сосредотачивалось на мне, и в этом была большая доля предвзятости. Однажды Терезита уловила эту, как мне казалось, несправедливость и, когда мы поднимались вдвоем на гору, ни с того ни с сего она разрешила пользоваться телефоном на подъемнике.
Следующее правило-запрет касалось аргентинской формы. Но здесь своя предыстория.
Однажды, еще в самом начале сборов, я спустилась с горы, зашла в ресторан и увидела, как все семейство общается за столом с какими-то двумя мужчинами. Свободного места за столом не было. Я поздоровалась с ними, села за соседний стол, переобула ботинки и, не дожидаясь окончания разговора, кивнула мужчинам в знак прощания и покинула помещение. Дома спросила у Анжелики, с кем они общались в ресторане. Оказалось, молодой парень был сервисменом у какого-то известного горнолыжника, а тот, что в возрасте, – одним из главных в мире представителей известной горнолыжной фирмы Atomic.
Вечером я и Марио поехали в Ушуайю. Выезд в город был глотком свободы. Там я отвлекалась от всех трудностей и новых запретов, ощущая буквально каждой клеточкой своего организма легкость и независимость. Именно такое состояние души, как правило, притягивает новые знакомства и незабываемые встречи.
Прогуливаясь по городу, решила поужинать в знакомом мне ресторане, но выяснилось, что кухня открывалась в восемь, и надо ждать два часа. Я развернулась, чтобы уйти, но тут за столиком увидела мужчину, который днем в ресторане на горе общался с семьей Симари. Наши взгляды встретились и он, узнав меня, пригласил сесть за стол. Возможно, мне надо было отказаться, вспомнив, как может отреагировать семейство, но дух противоречия (я им не рабыня и не крепостная) восторжествовал, и к тому же, мне стало интересно пообщаться с новым человеком.
Мужчина представился Хубертом, и спросил, что я буду пить.
– А я думал, вы сядете за стол с нами в ресторане, – произнес он невзначай.
Мне было приятно, что он еще «что-то обо мне думал». Если честно, в тот момент я понимала, что даже при наличии места предпочла бы сесть за соседний стол. Не хотела лишний раз тревожить семью своим присутствием, тем более, когда они с кем-то общаются.
Подошла официантка, я заказала чай. Но когда его принесли, Хуберт удивился и попросил заказать что-нибудь «нормальное». Я решила не отказываться. Где, как не здесь, могу попробовать настоящего аргентинского вина. Мне принесли бокал красного, и мы отметили наше знакомство. Общались с ним больше часа. Мы болтали о путешествиях, делились впечатлениями о странах, в которых побывали, обсуждали Олимпиады, чемпионаты мира, на которых ранее отметились. Конечно же, не обошлось и без большой политики, говорили об Украине – России – США. Я рассказывала, как восторгаюсь семьей Симари, какие обязанности для них исполняю. Хуберт знал их уже много лет, и Терезита для него была самой красивой горнолыжницей во время его спортивной карьеры, и многие были в нее влюблены (спустя какое-то время увидела её фотографию в молодости и с ним полностью согласилась).
За время общения он познакомил меня с проходящими мимо австрийцами: тренером Марселя Хиршера, призера Олимпийских игр, многократного чемпиона мира и победителя этапов Кубка мира, и сервисменом Хермана Майера. Оказалось, это был ресторан при гостинице, в которой остановилась сборная Австрии. Почему-то Хуберт представил меня сервисмену как физиотерапевта команды Биркнер. Он говорил по-немецки и я понимала не все. Услышав слово «physio», я ждала окончания длинного повествования обо мне, чтобы исправить некорректность относительно моей роли в команде. Но в этот момент сервисмен неожиданно задал вопрос:
– А что ты делала на Олимпиаде в Ванкувере?
Этот вопрос настолько сбил намерение исправить недоразумение с «физиотерапевтом», что о нем вспомнила уже на следующий день, когда Анжелика за обеденным столом рассказывала своему семейству следующую историю:
– Представляете, – говорит она, – сегодня общалась с тренером австрийской сборной, а он мне говорит, что познакомился с нашим физио. Я ему в ответ: – С кем? С физио? У нас нет физио! А-а-а, ты про Кати? Да никакой она не физио, она наш «Jacket holder» («держатель наших курток»).
«Да-а-а…, – подумала я, – хорошо она меня попустила», – и начала оправдываться, почему так получилось.
– А ты была в куртке Аргентины? – спрашивают меня.
– Да, – отвечаю, – но он узнал меня не по куртке… – и снова оправдываюсь.
Вот так появился следующий запрет: «Не надевать форму вне тренировочного процесса».
Недовольство и раздражение мной возрастало ежедневно. Если человек просто раздражает своим присутствием, то оно переносится на все, где бы он ни находился и что бы он ни делал. Я начала замечать, что семья стала прятать мед глубоко в шкаф за коробки. Он был привезен с ранчо их родственников. А на вопрос, есть ли мед, мне ответили, что его мало.
Однажды был скандал и из-за овсяной каши; её варили на девять человек, но если бы я сварила такое количество у себя дома, то хватило бы, наверное, только на троих. Я всегда вставала позже всех, и, думая, что уже все позавтракали, съедала всю кашу. Разборка получилась из-за того, что я съела порцию детей. Оказалось, они еще спали и не завтракали. Терезита с раздражением кинулась варить заново. «Что за чертовщина, — подумала я, — это какой-то концлагерь. Я так долго не протяну». Из-за каши все были жутко недовольны мной; я попросила, чтобы больше не готовили завтрак на меня. С тех пор варила кашу сама и не жалела крупы.
Ежедневно, как только меня замечали, я получала массу мелких упреков; иногда ловила себя на мысли: «Интересно, что еще придумает Терезита, для Золушки в их семье».
В один из очередных рабочих дней я снимала трассу: вытаскивала древки из снега и собирала их вместе. Неожиданно мне начали помогать тренеры норвежского горнолыжника Акселя Свиндаля, олимпийского чемпиона и чемпиона мира. Они это делали легко и весело, перекидываясь со мной шутками. Подъезжает Марио с пачкой древок, кладет её на снег и подходит помочь упаковать мою пачку. Один из тренеров спрашивает:
– Марио, я спущу древки вниз?
– Да, конечно, – отвечает Марио. – Спасибо.
Марио заканчивает связывать древки резинками и, вероятно, под воздействием джентельменского примера берет мою пачку и тоже свозит её. Радостно, налегке рассекаю склон, но не тут-то было. Внизу подходит Терезита и «с наездом» говорит:
– Кати, никогда больше не позволяй никому брать наши древки! Мы достаточно сильные, чтобы свозить их самим!
В ответ я пытаюсь, что-то сказать, но выходит неубедительно. Ведь она даже не была свидетелем ситуации!!! «Да, поле для новых упреков неисчерпаемо», – подумала с огорчением.
Конечно, были и обоснованные претензии ко мне: допустим, я не знала, как закрепить сверло в буре, как просверлить глубокое отверстие в замерзшую землю, но я очень способная ученица и мне достаточно объяснить один раз. Да, иногда не понимала Марио по рации, который оперировал глаголом «Do» для всех действий и во всех временах, а порой просто не могла разобрать, что мне сказали по рации. Мне казалось, что чем больше они хотели меня в чем-то упрекнуть, тем больше я делала каких-то ошибок. Да, были ситуации с мелкими оплошностями, но не из-за вредности или лени, и… стоп! Я – волонтер, который платит даже за еду. Я добровольно помогаю, а мной еще и недовольны?! Я начала искать причины: «Может, это потому, что не отдала деньги за пропуск? Сегодня же отдам за пропуск и заплачу за еду, – говорю себе. – Может, хоть этим разряжу ситуацию». Отдать-то я отдала, но, видимо, дело было не в деньгах…
Почти ежедневно на подъемнике я знакомилась с новыми людьми, вернее, они со мной. Появление нового лица в горнолыжном топ-мире, к тому же женского и молодого – это редкость, поэтому многие проявляли интерес к моей персоне. Но семья не приветствовала такие знакомства за счет их связей. Им не нравилось, что, кроме семьи, фотографирую других, беру электронную почту и потом рассылаю. Казалось, что, если бы они могли, то запретили бы мне общаться с людьми и даже смотреть в их сторону.
Однажды на подъемнике ко мне обратился аргентинский тренер:
– Ты с Симари? – спрашивает он.
– Да. – отвечаю. – А вы тренируете сборную Аргентины? – Предположить было не сложно; надпись «Аргентина» на его куртке об этом информировала.
– Да. Но я работаю на федерацию, а она в конфликте с Симари. Хотя я с этой семьей дружу. Был у них дома в Барилоче много лет назад.
– Да, я многое слышала о конфликте. Все усугубилось после Олимпиады в Сочи, когда не взяли Белен. Симари обвинили аргентинскую лыжную федерацию в коррупции. И теперь федерация не финансирует их.
– Они сами виноваты. Надо было не рубить сук, на котором сидели. А как они собираются продолжать тренироваться?
– Ой, не знаю. Есть некоторые идеи насчет США и Италии, но они сами ещё не знают. А вас как зовут?
– Нико.
– Меня Катерина. А вы откуда?
– Из Франции.
– А я из Украины. А вы хорошо говорите по-английски, – говорю ему. – Не слышно типичного для французов акцента.
– Спасибо, наверное, много общаюсь.
Кстати, Нико оказался победителем и призером Кубка мира в спуске 2002 г. Но об этом я узнала позже.
Погода в этот день была шикарная и после тренировки я осталась на горе, чтобы пофотографировать пейзажи Огненной Земли. Вернулась домой после обеда. Возле дома стояла машина аргентинской федерации, и я подумала, что должно быть Нико заскочил на огонек к Симари. Захожу на кухню. Все семейство сидит за столом вместе с Нико. Меня представляют ему:
– А мы уже познакомились на подъемнике сегодня, — не подумав, опять расстроила всех своим ответом.
– Кто бы сомневался, – буркнули Симари.
Вообще летние тренировки спортсменов горнолыжного Кубка мира проходят в таких отдаленных местах, как Новая Зеландия, Чили и Аргентина. «Туристов» и лишний тренерской состав не возят, и поэтому на всякое новое лицо в их «тусовке» реагируют с большим интересом. Зимой все сосредоточены на результатах, а летом позволяют себе посмотреть по сторонам.
В один из дней мы ставили трассу со словенцами и тоже немного пообщались, потому встретившись на подъемнике завязался разговор:
– Как дела, Катерина? – спрашивает тренер.
– Отлично. А у вас?
– Todo bien (все хорошо), – отвечает он по-испански.
– А вас как зовут? – спрашиваю.
– Митья.
– О! А я знаю это имя. Я знаю Митья Кунц из Словении.
– Да, – удивляется он. – Это было десять лет назад.
Мы продолжаем общаться, а я – ничего не подозревать.
На следующий день подъезжаю на склоне к Митье и говорю:
– Несколько дней назад я сфотографировала вас с командой на подъемнике. Если хотите, могу отослать фотографию.
Протягиваю ему телефон и он пишет свой имейл.
– Спасибо. Хорошего дня. Увидимся.
Сохраняю имейл и тут, вдруг, понимаю, что это и есть известный в прошлом горнолыжник Митья Кунц.
Эту смешную историю я, не умеющая держать язык за зубами, весело рассказала за обеденным столом семейству.
– Лучше бы ты молчала, – отрубила Мака. – Не позорилась бы.
Иногда на сильной физической усталости такие мелкие колкости цепляли достаточно глубоко. Чтобы не разрыдаться у всех на глазах, я уходила в лес к речке и рыдала там. Потом умывалась и возвращалась домой смотреть очередной фильм на компьютере, чтобы заглушить наушниками «общение» Симари между собой. Дело в том, что в их семье по вечерам принято собираться на кухне для питья мате и громко обсуждать насущные проблемы.
Мате – это неотъемлемая часть культуры Аргентины, и в семье Симари я смогла в этом убедиться. Мате – это тонизирующий напиток с высоким содержанием кофеина. Обычно он пьется из калебаса, специальной тыквы-горлянки через трубочку бомбилью; она аккуратно вставляется внутрь немного разбухшей заварки, и калабас заливается полностью.
Но самое главное в этой традиции то, что этот калабас с трубочкой передается по кругу и все пьют по очереди из одной емкости и с помощью одной трубочки. Это обстоятельство не зависит от питья в кругу семьи или в кругу друзей. Это что-то вроде признания тебя своим, или полного доверия. Очередь соблюдается очень строго, никто не пропускает её и не меняется местами. Надо сказать, что лишь однажды мне дали попробовать напиток в семье.
Сказать по правде, мне нравилась традиция, когда члены семьи вечерами собирались на кухне и общались между собой. Но с другой стороны, выносить это общение порой было очень трудно. Оно сводилось к перекрикиванию друг друга, будто каждый доказывал свою правоту другому. Наверное, сказывалось влияние травы, которая воздействовала на активность человека. Казалось, что собрались заядлые спорщики, а не члены семьи. В этом доме я забыла о существовании тишины. И обычно, находясь в далекой от кухни комнате, заглушала громкие испанские разговоры фильмами в наушниках.
Заключительные четыре дня моего «служения» ознаменовались соревнованиями. Эти дни были наиболее легкими. Погода была хорошая, работы мало, но много встреч и общения.
В первый день соревнований я ждала в ресторане очередных указаний и ради интереса изучала старт-лист участников. Вдруг в протоколе увидела знакомую фамилию – Винсент Крихмайер (Vincent Kriechmayr). Это был молодой австрийский горнолыжник без громких, на тот момент, успехов из команды Кубка мира в скоростных дисциплинах. Было время, когда мой брат тренировался с командой 1990/1991-го года рождения из Верхней Австрии («Oberosterreich»). Периодически мы присоединялись к ним на недельные выезды на ледники. Винсент был самым талантливым и перспективным горнолыжником в той команде. Но я с ним никогда не общалась, он не знал по-английски ни слова.
За прошедшие две недели я много раз любовалась ведущей в мире австрийской командой, но Винсента не замечала. Мое любопытство стало зашкаливать, когда я увидела его фамилию; мне даже пришлось уточнить его личность у одной из сестер.
– Да, вот же он сидит, – показала Белен на сидящего за столом парня.
– Ты Винсент? – спросила я.
– Да.
– А я Катерина из Украины, сестра Сергея. Мой брат тренировался с командой Верхней Австрии пять лет назад.
– А-а-а, да, я помню, конечно. – Он тут же начал расспрашивать о нём и его жизни. Потом интересовался, что я делаю в аргентинской форме и какую работу выполняю.
Этот привлекательный парень говорил со мной как со старым другом, улыбался и шутил. Я чувствовала себя своей среди чужих и чужой среди своих.
– Винсент, ты настолько изменился за пять лет, что тебя не узнать. Ты стал таким высоким и красивым! И ты уже говоришь по-английски! Кстати, несколько дней назад я сфотографировала тебя. Если хочешь, могу выслать на электронный ящик.
– Да, было бы здорово, – отвечает он и записывает адрес.
– Удачи на соревнованиях, Винс! – желаю ему и удаляюсь под впечатлением от приятной встречи.
В этот день, фотографируя свою команду, сделала несколько удачных кадров Винсента на трассе. Динамическая съемка требуют хорошей техники, выбора правильной диспозиции и большого опыта. Хороший кадр на трассе для любого горнолыжника всегда очень желанный. На финише узнала, что Винсент выиграл первый старт сезона, обогнав многих заслуженных коллег. При первой возможности я отослала ему снимки и поздравления с победой.
– Спасибо, Катерина. Очень приятно! Я и сам не ожидал победить сегодня! – ответил он в письме. – А можно выложить твои фотографии на своей странице в фейсбуке и на личном сайте?
Он был очень признателен за фотографии, а мне было приятно, что хоть кто-то искренне благодарен за мой труд. Кстати, спустя полгода, Винсент стал призером Кубка мира в супергиганте и, забегая далеко вперед, к середине 2019 года Винс завоевал серебро и бронзу на чемпионатах мира и уже четырежды побеждал на этапах Кубка мира.
Судейские собрания во время соревнований вынуждали Марио ежедневно ездить в город. Организаторы собирали тренерский состав для согласования программы и выдачи стартовых номеров для участников, а у меня появилась возможность чаще бывать в цивилизации и общаться в кафешках с новыми друзьями. Но об этом Симари не знали. Наверное, моё весёлое настроение стало их раздражать ещё больше и поспособствовало нарастанию напряжения с семьёй до предела.
Предпоследний день. После соревнования встречаюсь с Марио около ресторана, и он говорит: «Мы минут на двадцать в ресторан, а ты иди в интернет». «Хорошо», – и удаляюсь ловить WiFi в соседнее здание. Но в этот день подключиться к нему не удалось, и я возвращаюсь обратно. В ресторане за большим столом сидит семейство с Давидом Налбандяном, бывшей третьей ракеткой в мировом теннисном рейтинге ATP. Они обедают. Начинаю быстро размышлять: «Если мне сказали идти в интернет, значит видеть меня за столом не сильно хотят». Сажусь за соседний стол и начинаю переобуваться. Рядом за столом новые французские знакомые, весь тренерский состав (человек десять) мужской команды Кубка Европы. О моих проблемах с Симари они уже в курсе:
– Почему ты не садишься с ними? – тихо интересуются они.
Отвечаю, что не люблю пиццу. Они приглашают за свой стол, но я с улыбкой отказываюсь:
– Вы же знаете, что у меня будут проблемы, если приму приглашение.
– Тогда позволь угостить чем-нибудь.
– В таком случае чай, пожалуйста!
– И всё?
– И всё, – отвечаю и кокетливо перебрасываюсь еще парочкой слов.
Пицца съедена, и я с семьей возвращаюсь домой. В машине интересуюсь временем выезда в Ушуайю. Марио отвечает, что едем сразу же, как всех высадим. Дома быстро переодеваюсь и выхожу на улицу, чтобы садиться в машину. Но Марио безапелляционно заявляет:
– А Ты остаешься здесь. – и для большей доходчивости добавляет, – Ты никуда не едешь.
Мои уши отказываются слышать, а сознание верить в услышанное. Похоже, меня решили ограничить в свободе по полной программе. Спрашиваю:
– Почему?
– Потому что я так сказал!!!
– Нет уж объясните! – повышаю голос.
И тут подключается главная «гадюка» в лице мамы:
– Потому что ты спелась с французами и смеялась с ними надо мной, потому что ты предатель в нашей семье…, – и продолжает истерить в том же духе.
Оправдываться не было смысла, да и я уже сильно устала от этой несправедливости:
– В городе мне надо купить билет в Буэнос-Айрес.
– Ладно. Тогда едь.
Купить билет в тот вечер было не суждено. Второпях я забыла кредитную карточку, но город вернул мне силы.
Там я встретилась с французскими тренерами в кафешке и, уже не боясь быть нетактичной по отношению к семье, выложила последнюю историю.
– Ого! Так это семья не просто особенная, да они сумасшедшие! – удивлялись они. – А ты знаешь, что с семьей Симари работал наш французский тренер по годовому контракту? Так он через две недели начал с ними ссориться, чуть ли не драться!
– Не может быть?! Так я не одна такая?! А я думала это со мной что-то не так! А ведь и у меня прошло ровно две недели! Наверное, это тот срок, когда начинаешь с ними ссориться.
Эта новость определенно обрадовала меня, убедив, что проблемы с семьей Симари возникали не только у меня.
Мы весело общались и задорно смеялись; я почувствовала, как на душе стало светлее и улетучилась тяжесть из солнечного сплетения. Раньше я недолюбливала французов, а здесь они стали основной моральной поддержкой.
Заключительный день соревнований.
Марио:
– Кати, бери бур, ключ для древок, видеокамеру и иди помогать девочкам на слаломной трассе. А мы с Крисом – на гигант.
– Хорошо, – отвечаю.
Собираюсь, одеваюсь. Через пару минут по рации:
– Кати! Планы меняются. Срочно выручай Рамона (Рамон Биркнер – брат Терезиты). Он не может одновременно подняться с обоими детьми на бугельной канатке. А оттуда другой дороги нет. Нужна твоя помощь.
– Хорошо.
Приехала, встретила. Оказалось, держать перед собой детей на том бугеле нельзя и для нас организовали снежный мотоцикл с прицепом, чтобы меня и детей оттуда вывезти. Рамон остался тренировать подопечную.
Я приехала с детьми в ресторан и вызываю Терезиту по рации:
– Тере, Тере. Это Кати. Я с детьми в ресторане, какие указания?
– Будь с детьми в ресторане, – отвечает она.
«Ну вот, – думаю я, – опять дискриминация».
– Хорошо.
Спустя некоторое время слышу по рации:
– Кати, иди на финиш, найди Беле и пусть передаст по рации для Криса информацию по прохождению трассы.
– Иду.
Нахожу Беле и отдаю ей рацию. Гуляю по территории финиша. Наблюдаю, как от порыва ветра падает надувной финиш. Суета среди организаторов. Они пытаются в горячке оттащить эту конструкцию, которая лежит прямо на пути горнолыжников, чтоб никто не травмировался. Фух, успели. Подхожу к финишу, интересуюсь результатами заезда Криса и победителей.
Как раз съезжает Терезита, подъезжает ко мне и с упреком говорит:
– Вместо того, чтобы пойти помогать на слаломной трассе девочкам, ты сидела в ресторане!
«Вот это номер…», – удивляюсь я.
– Но вы же сами говорили, чтобы я ждала в ресторане?! А потом, чтобы пошла на финиш отдать рацию Беле, – снова оправдываюсь и продолжаю удивляться тому, что услышала.
«Как же я от вас уже устала…», – проносится в голове.
Марио уже тоже втянулся в игру «Обидь Катю»:
– Кати, добирайся домой на автобусе. Беле уехала на машине в город, наш кузен попал в автомобильную аварию, он в искусственной коме. А мы едем на машине с Рамоном, но ты не поместишься.
– Да, конечно.
Учитывая сложившуюся ситуацию, понимаю, что пора расставаться с семьей, но билет на самолет ещё не куплен. Расстояние до города около сорока километров. Надо добираться на попутке.
Приезжает маршрутка. Она развозит туристов от подъемника к близлежащим туристическим отелям и лоджиям, а после четырех часов возвращается в Ушуайю. У водителя спрашиваю:
– А вы в город едете?
– Еду после того, как вас отвезу.
– А можете меня подождать? Я быстро сниму горнолыжные ботинки, переодену вещи и прибегу на остановку. Мне нужно минут десять.
– Хорошо, жду. Не могу тебе отказать. Но когда я буду подбирать двоих людей на следующей остановке, не говори, что ты не платишь.
– Договорились. Спасибо.
Так я добралась до города, затем взяла такси в аэропорт. Идею с аэропортом подсказал француз Нико, с которым в этот день общалась на горе. Меня будто вели. В аэропорту я встретила семнадцатилетнего Томаса Биркнера де Мигуэль, кузена семейства по материнской линии. Он провожал друзей горнолыжников. После всех испытаний и издевательств Боги послали мне Ангела-проводника. Чтобы купить билет, Томи провел со мной три часа в аэропорту, затем позвонил своему старшему брату в Буэнос-Айрес и попросил приютить меня до отлета в Сантьяго. В машине мы долго «сплетничали» о семействе Симари Биркнер:
– Они жадные, завистливые. Думают, что только они делают правильно; никто не отзывается о них хорошо, и носить фамилию Биркнер для меня как клеймо, – сказал Томи. Эта фамилия досталось ему от отца – Рамона, который родил четырех детей и бросил семью и с тех пор не интересуется их жизнью.
Затем мы забрали из отеля Нико и поехали в ресторан. Приятный вечер, замечательная компания, изысканные блюда задержали меня до позднего вечера. Чтобы добраться домой, надо было заплатить около сорока долларов за такси. Я предпочла пойти в бар, а утром доехать с горнолыжной командой. Но так получилось, что мы все были очень уставшими и легкий дрем в гостинице у аргентинцев вылился в сон до утра.
Утром на перекладных добралась домой и легла досыпать. В 11-40 в комнату зашла Мака:
– На когда у тебя билет? — спрашивает
– На завтра.
– Мы тут посоветовались и решили, что завтра мы идем на тренировку и некому тебя отвезти в аэропорт. Поэтому будет лучше, если ты уедешь сегодня.
– Я могу взять завтра такси. Я уже договорилась.
– Мы посоветовались и решили, – ещё раз, уже с некоторым нажимом, повторила Мака, – что для нас будет лучше, если ты уедешь сегодня. В двенадцать часов Марио едет в город, может тебя подвезти. У тебя пятнадцать минут на сборы.
– Я могу позавтракать?
– У тебя нет на это времени.
Начинаю собираться. Заходит Анджи, соседка по комнате:
– Все нормально, Кати?
– Да. Все отлично.
А про себя думаю: «Ну, просто, гестапо какое-то. Такого развития событий уж никак не предполагала. Интересное «кино» получилось. Надо написать рассказ «Мои каникулы в Аргентине или отдых в концлагере». А что если бы такая ситуация случилась с кем-нибудь другим? Так можно и психику травмировать! Я то уже почти местная, третий раз здесь. Не потеряюсь». Тем более, несколькими днями ранее, я, заскочив на минутку в знакомый отель; поболтала с хозяйкой и поинтересовалась наличием свободного номера на воскресенье. Это был зимний сезон и гостиницы были заполнены. Только один номер и только на одну ночь с воскресенья на понедельник был свободен. Наверное, «там, наверху» уже знали и всё устроили.
А еще чувствовала, что зря они (Симари) так поступили; теперь меня ждет шикарная прощальная ночь в Ушуайе, и мысленно поблагодарила их за это.
Мы приехали в Ушуайю и Марио спросил, где меня высадить; назвала улицу и номер дома. С семьей мы попрощались по-аргентински, прикосновением щек. С тех пор мы больше не виделись.
А ларчик просто открывался!
В номере первым делом я пошла в душ. Какое же блаженство принять горячий душ с мощным напором. После трех недель тонюсенькой струйки даже такая мелочь кажется подарком судьбы. Моя душа пела, будто она вырвалась из застенок тюрьмы!
Вечером пошла в бар Dublin. Это было самое популярное место в Ушуайе. Французы в полном составе уже там тусили. Позже пришли женские команды из Франции, Швейцарии и Словакии. Для них это была прощальная ночь перед отлетом домой. Неожиданно тренер женской сборной Франции обратился ко мне:
– Я видел тебя с Симари. Что ты делала с ними?
– Работала, но теперь уже закончила.
– Но как? Как вообще можно с ними работать, тем более такой как ты? Они же ненормальные!
– Да, теперь и я это знаю.
– Не могу поверить: они же неблагодарные, хотят получать все бесплатно, ничего не отдавая взамен.
Он еще долго причитал по этому поводу, затем добавил:
– А ты знаешь, что это единственное место на Земле, где швейцарцы и французы дружат? Только здесь в Ушуайе и только в этом баре. Больше нигде в мире.
– Здорово! А почему?
– Наверное, потому что вдали от дома и потому что Ушуайя – специфическое место.
– А когда вы улетаете домой?
– Завтра.
– И я тоже. У вас когда самолет?
– Около часа дня.
– И у меня кажется тоже. Может еще завтра увидимся?!
– Тогда до завтра.
Мы разошлись. Было около трех утра.
В аэропорту ко мне как-то неуверенно подошла девушка. Она назвалась Вероникой из Словакии и сказала, что видела меня с Симари и хотела узнать, почему вчера в ресторане, а потом в пабе я была одна. Надо же, великая Вероника Зузулова, победительница и призер многих этапов Кубка мира, скромно представляется мне. Я с улыбкой ответила, что знаю ее. Мы долго общались. Я тактично пыталась объяснить, что работать с Симари очень тяжело. На что Вероника ответила:
– Это очень специфическая семья, и все это знают. Ходят слухи, что они живут в жутких условиях в Ушуайе. Это правда?
Я смеюсь:
– Нет, конечно. Они живут в нормальных условиях. Единственное, что воду надо очень экономить и поэтому помыться нелегко. И не каждый день. Да ещё течет очень тонкая струйка. Ну ещё электричество работает от генератора, и ночью его отключают. И телефон не ловит сигнал. Про интернет я вообще молчу. А так всё нормально, дом как дом, тепло. Что еще надо?
Мои слова приводят Веронику в ужас. Звезды кубка мира к таким условиям не привыкли перебиваться. В самолете Вероника начинает интересоваться ситуацией в Украине и перед расставанием, добавляет: «Если что, то приезжай ко мне в Словакию».